Знакомство с Дальним Востоком

Описание:

Автор: Г. Т. Казьмин

Знакомство с Дальним Востоком

В 1936 году после окончания техникума им. Мичурина по распределению Наркомзема (Народный комиссариат земледелия СССР) меня и ещё нескольких выпускников направили в Приморский край. И вот на 16-й день пути из Москвы мы оказались в Хабаровске (Хабаровского края тогда не существовало, и этот город был краевым центром Приморского края).

На улицах не было не то что асфальтированных дорог и тротуаров — не было обычных проезжих, хотя бы покрытых гравием, не было даже порядочной гужевой, — только просёлочные дороги.

Меня поразило, что здесь почти на каждом шагу росли груши-лукашовки, такие сорта, как ‘Тёма’, крупноплодные. Стоял август, и плоды уже начали созревать.

Нас направили к селекционеру Артемию Максимовичу Лукашову (он же был директором питомника) и разместили в одном из домиков другого известного селекционера Петра Григорьевича Шуранова, который в то время уже добровольно отдал свой участок площадью 2,5 га под основание центральной усадьбы питомника (этот участок по улице Запарина, 2а, в Хабаровске и груши, посаженные здесь Шурановым, сохранены до сих пор; там же похоронен П. Г. Шуранов).

Хочу в тайгу!

А. М. Лукашов Начитавшись в своё время книг о путешествиях В.К. Арсеньева «Дерсу Узала», «В дебрях Уссурийского края», я решил, что поеду в настоящую тайгу, туда, где густые заросли знаменитой уссурийской актинидии, винограда, лимонника, ореха маньчжурского и многих других диковинных дальневосточных эндемиков.

Любопытно, что нас, только что прибывших из центра малозначащих специалистов, приняли первый секретарь крайкома и председатель крайисполкома. Они рассказали нам о перспективах развития Далькрая и новой для здешних мест отрасли — садоводства. Секретарь крайкома задал мне вопрос: «Как ты отважился поехать на такое большое расстояние — на Дальний Восток?». Я ответил, что проходил практику у самого Мичурина, что мы привлекали в селекцию многие дальневосточные растения, и даже созданы сорта с их использованием. Партийный секретарь сказал: «Работы для вас очень много. Кстати, у нас в Приморье и опытная станция есть, где ведутся селекционные работы. Направим мы вас в Уссурийскую область». Центром области был Ворошилов Уссурийский (ныне город Уссурийск).

В предгорьях Сихотэ-Алиня

П. Г. Шуранов В Ворошилове Уссурийском долгих разговоров со мной не вели, каких-то особых должностей не предлагали, а сказали, что у них наиболее перспективный район для садоводства — Шмаковский. Административный центр находился в посёлке Лесозаводск, чуть ли не в центре уссурийской тайги, где наиболее плотно произрастают растения уссурийской флоры и есть условия для развития садоводства.

Отвели меня к старику-садоводу. Он рассказал, что знает места в предгорьях Сихотэ-Алиня, где встречаются заросли дикого абрикоса маньчжурского. Мы с ним отправились в тайгу и дошли до очень крутой, покрытой щебенкой сопки, где я и увидел дикие абрикосовые деревья на южной стороне экспозиции. В результате сильных дождей почвенный слой был смыт, а корни цеплялись за камни в расщелинах, и, представьте себе, деревья жили.

Часть сёл Шмаковского района располагалась в предгорьях Сихотэ-Алиня на возвышенных, защищённых местах, другая часть — в долине реки Уссури и её притоков.

В течение августа и сентября мне предстояло ознакомиться с колхозами района, — их было 33, в том числе 17 небольших корейских национальных хозяйств. Таким образом, представилась возможность увидеть, что произрастает, прежде всего, на усадьбах колхозников. Земли были заняты в основном посадками дикой сливы уссурийской — самого зимостойкого вида сливы. В первородном виде это средней величины деревца, очень колючие, имеющие мелкие плоды с мелкой косточкой, но вполне съедобные и в свежем, и переработанном виде. Встречались дикая груша уссурийская, черёмуха, дикая яблоня сибирская, смородина дикорастущая, было много малины, в основном дикорастущих местных форм.

Овощи на гребнях

Дали мне поручение в течение сентября собрать экспонаты (культурные растения) для краевой сельскохозяйственной выставки в Хабаровске. Рекомендовали в первую очередь обойти корейские хозяйства и найти наиболее ценные экспонаты. Я обратил внимание, что на частных огородах корейцев и на полях общественного пользования все посадки производились на гребнях шириной 90—100 см островершинной формы. Что характерно, растения, расположенные по центру гребня, отличались мощнейшим ростом и совершенно не подвергались вымоканию при переувлажнении в период муссонных дождей. Кукуруза с крупными початками достигала невероятно высокого роста, внушительных размеров были корнеплоды сахарной свёклы, а тыквы — так те просто огромные!

Увидел я также интересные восточные растения, о которых мы в средней полосе и не слышали: чумизу, гаолян, просовидные хлеба.

На этих полях я и собрал экспонаты для выставки, причём таких размеров, что на железнодорожной станции наотрез отказывались их грузить. С трудом удалось убедить проводников довести ценный груз до Хабаровска. Позже все экспонаты получили очень хорошую оценку, особенно высоко оценили суходольный рис, выросший на тех же гребнях.

Спустя годы я с горечью думал: как же мы могли потерять ценнейший для сельского хозяйства страны генофонд кукурузы, сорта которой вызревали полностью за короткий вегетационный период и разводились в дальневосточном Приморье в больших количествах? Обычно хаты местных жителей к осени были увешаны гирляндами початков кукурузы «от карниза до низа». Ею кормили птицу, коз, свиней. Бывало, хозяйка сорвёт початок, начнёт шелушить, а домашняя живность тут как тут: зёрна с земли подбирают, кормятся…

С выселением корейцев в Среднюю Азию в июне 1937 года всё это сортовое разнообразие постепенно исчезло.

«Что скажет Андрей Григорьевич…»

Наступила зима. Посадили нас составлять карты землепользований колхозов. Дело в том, что коллективизация на Дальнем Востоке затянулась до 1936—37 годов, а в отдельных районах — даже до 1938-го. И в тот период, когда я приехал в райзо (районный земельный отдел), многие колхозы ещё не получили карты на вечное землепользование с обозначением всех фондов, типов севооборотов. Там я впервые услышал имя Андрея Григорьевича Воложенина, директора Приморской сельскохозяйственной опытной станции. Он считался большим специалистом по севооборотам. При рассмотрении землепользований в хозяйствах обычно говорили: «Что ещё скажет Андрей Григорьевич… Если утвердит типы севооборотов, тогда всё будет в порядке».

«Контрреволюционное» стихотворение

В 1936 году в связи с массовыми репрессиями часто менялось районное начальство: секретари райкомов, председатели райисполкомов, судьи, — вплоть до того, что составы районных подразделений обновлялись полностью. Однажды и я чуть не попал в переплёт.

Дело было в воскресенье, я занял пост дежурного в канцелярии секретаря райкома: по телефону принимал
сообщения, записывал. Ночью мне стало грустно, вспомнился Мичуринск, и на листке бумаги я написал строки стихотворения Демьяна Бедного: «…уничтожь моё истасканное тело, сожги на медленном костре, чтоб партия рабов твоих не овладела…». Наутро вызывают меня, спрашивают: «Что это за контрреволюционное стихотворение у тебя? Что это за партия рабов и что за соха? Для кого ты это писал?». Я им говорю, что это слова из стихотворения Д. Бедного. А он тогда был в почёте, высоко ценился как пролетарский поэт, и мне удалось избежать наказания.

Навстречу мечте

Приближалась весна. В райзо был крупный начальник по лесному делу. Как-то мы разговорились, и он сказал: «Ты здесь ничего не добьёшься по своей специальности, садов не заложишь, будешь на побегушках. Тебе надо переходить на Приморскую плодово-ягодную опытную станцию».

Поехал я в Уссурийск. Сразу на плодово-ягодную станцию не устроился, а попал на Приморскую научно-исследовательскую сельскохозяйственную опытную станцию, где познакомился с Андреем Григорьевичем Воложениным, о котором уже был наслышан.